Татьяна Геращенко – одна из немногих русских журналистов, оставшихся и продолжающих работать в Одессе в условиях террора, на днях подверглась нападению в самом центре города – отморозок, изображая ограбление, нанес ей несколько ударов в висок.
Несмотря на тяжелые травмы, Татьяна, как и многие одесситы, собирается 27 декабря на заседание суда, где суде будет решаться судьба главного символа города, памятника его основателям и Екатерине Великой.
Немногочисленные, но хорошо подготовленные банды нацистов планируют подавить акции одесситов.
О том, что больше отступать некуда, что выбора нет, и что Одесса – русский город, Татьяна Геращенко рассказала в интервью обозревателю ПолитНавигатора Валентину Филиппову.
Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в Telegram, Facebook, Одноклассниках или Вконтакте
Реклама
Валентин Филиппов: Здравствуй, Тань. Что происходит, как ты там держишься?
Татьяна Геращенко: Привет. Даже не знаю, как, если честно. Но, держусь. На друзьях.
Валентин Филиппов: Ну, у тебя приключения всё время. Вот это нападение на тебя – это хулиганство просто? Просто уголовщина, да?
Татьяна Геращенко: Лично я считаю, это действительно, гоп-стоп. Будем исходить из логики, из того, сколько лет я проработала реально криминальным журналистом. 15-20 лет, даже не вспомню точно.
Но ужас в том, что масса людей, хороших людей, нормальных людей, сказала, что просто так не стучат три раза в висок. Он у меня отбит круто. Так, говорят мне, убивают.
Валентин Филиппов: Ты знаешь, сейчас такие гопники пошли не профессиональные.
Татьяна Геращенко: Я тоже склоняюсь к гопнику. Но, тут – такое.
Валентин Филиппов: Это раньше гопники умели с одного удара вырубить, и всё, что надо, забрать.
Татьяна Геращенко: Я не вырубилась с одного удара. Непостижимым образом. Меня ещё двумя добили. Но ты пойми, если просто, ну, вырви сумку и беги, да?
Валентин Филиппов: Не. Ну, ты его запомнишь. А у нас женщины одесские, они как вцепятся, ещё догонять будут.
Татьяна Геращенко: Меня грабят не в первый раз. Просто, чтоб так меня покалечили, такого не было никогда. Извини, они бахнули по самому больному. Они мне разбили лицо. Ладно. Ты не видишь, слава тебе Господи. Кто видел – может оценить.
Ладно, давай о деле.
Валентин Филиппов: Хорошо, Танюша. Слушай, то, что происходит сейчас в Одессе, в отношении памятника Екатерине Второй, тебе не кажется, что Киев решил Одессу раскачать? Что очень хочется, чтоб Одесса тоже вошла в перечень горячих точек…
Татьяна Геращенко: Ты знаешь, мне кажется, что решил. Решил. Это же не мы решаем все эти вещи. К сожалению, наша жизнь, это примитивные люди о примитивных людях. Да? С чего начал откалываться Донбасс? С вопроса о языке. Хотя, может быть, оно не было тогда главным. Проблемы были более глубинные. Но, это то, что на поверхности.
С Екатериной происходит то же самое. Вот, казалось бы. Нет других проблем? Ну не на…ть ли мне на неё, например? А у меня аж душу рвёт. Это то, на чём я стояла, и на чём я стою. Потому, что я прекрасно понимаю, что в любую секунду меня могут просто прийти, забрать в СИЗО. Как Ленку Романову. Понимаешь? В любую секунду. У меня ребёнок на это высажен. Но я буду это декларировать: Одесса русский город. Понимаешь?
Да, они именно ударили в больную точку. Поэтому люди и собрались. Почему я написала тот пост, – вспомним реквием с Аллеи Славы. А какая уже разница? У нас, русских людей, нормальных, а не тех, кто ср..ся из-за ерунды, это всё уже одинаково. Они нас убили и побили по всем фронтам. Но я не отдам ни Аллею Славы, ни павших воинов, ни Екатерины. Не отдам. И я уверена, что люди придут. Вот я, побитая, приду.
Валентин Филиппов: С какой целью эта раскачка? Это выявить таких, как ты, последних? Подвести вас под статью?
Татьяна Геращенко: У меня такая точка зрения, ты извини, может я сумасшедшая, может параноик, – а чтобы потом было, как оправдаться, когда мы отойдём уже к России. Вот я тебе что хочу сказать.
Что они делают? Сейчас выйдет весь народ. Любой. Православный, коммунистический, совковый, любой. Он выйдет. Они подвели уже под такой Ад и трэш, это из рубрики «Крым наш», индульгенция, чтобы было, как оправдываться. Они уже не знают, как это тянуть. Они не знают, как сохранить последний бастион. Валик, это море. Это всё уже. Тут, что? Должен быть крейсер «Аврора»?
Валентин Филиппов: Крейсер «Москва».
Татьяна Геращенко: Они нас убили, мы мёртвые, мы зомби, мы все сошли с ума, нам больно, если бы ты только знал, что происходит сейчас со всеми нами. Если бы ты знал, что происходит с местной «ватой». И когда мы немножко успокаиваемся, нас бахают по-новому. Знают, что, конечно, мы пойдём.
Я тоже держалась недели две. Думаю, да пошли вы к чёрту. Я пойду и сделаю то, что я делаю, как редактор. Забью на всё. И тут понимаю – конечно, я буду там. Первая.
И это всё для того, чтоб мы откололись, а им надо будет оправдание. Вот моё мнение.
Валентин Филиппов: Слушай, а я заметил, наша замечательная маленькая обезьянка татуированная одноглазая, Серёжа Стерненко, он что? Олегу Губарю начинает угрожать?
Татьяна Геращенко: Я тут не могу тебе сказать, я не друг Олега Губаря. Но после нападения на меня…. У нас же была дичайшая боль, когда умер Гриша Кваснюк, и пережить сам факт, как мы его проводили, какое это было горе. А то, что после нападения на меня, начали звонить Симисиновой и говорить, что «Ты следующая». Вобщем, всё может быть. Но я не буду мистифицировать и фантазировать.
Валентин Филиппов: Наши читатели и в Киеве, и в Москве, они немножко не понимают одесского расклада. Что у нас фашисты бывают разные, и они все на коммерческой основе. В том числе. Помимо того, что одного губернатор крышует, другого начальник милиции, третьего прокуратура, четвёртого СБУ…. Пятого крышует мэрия наша одесская, которая считается «ватной», да?
Городские власти в этом всём какое-то участие принимают?
По большому счёту, памятник Екатерине у них на балансе.
Татьяна Геращенко: Давай я тебе скажу – одним словом: – Отмороз.
Валентин Филиппов: Короче, морозятся и не при делах.
Татьяна Геращенко: Да.
Валентин Филиппов: Как ты видишь эту картину дальше? Я понимаю, ну, выйдете. Допустим, всё без крови. Всё тихо.
Татьяна Геращенко: Ты понимаешь, я вижу картину на самом деле, – или сдохнуть, или перелом. Вот так я вижу картину.
Это уже такая гниль. Мне противны и ужасны все эти красавцы, которые мне вещают из России, из Крыма, из Донбасса, о «слившейся Одессе».
Я и сама прекрасно понимаю, что Одесса город торгашей. Не без этого. Это есть. Но, я вспоминаю себя, как мы идём, я вспоминаю Русскую Весну, вспоминаю людей, которые рядом. Ты вот сейчас не рядом, но остались же те, которые тут. Как мы идём. Мы идём мимо православных церквей, как они нам звонят в ответ, как вместе с нами выходят церковные служители, батюшки. Как мы идём мимо синагог, с нами идут тоже эти типы в шляпах с пейсами. Я вспоминаю, как к нам присоединяются все, от гопников до каких-то баб с собачками.
И мы идём.
Я помню это.
С другой стороны, ну, как я тебе объясню эффект той же Медушевской? Откуда это берётся? Вот не объясню. Почему полно п-здоты, якобы, из элиты, из богемы, которая пишущая, типа, мыслящая, да. Как она себя позиционирует.
Я одно скажу, просто когда-то только во Львове учили журналистов и полиграфистов. И только от этого эта мразь у нас расплодилась.
Валентин Филиппов: Ой, я поспорю. Знаешь, все эти Медушевские, Гопы, ты вспомни, подумай, кто они. По возрасту и истории их жизни. Это ребята из ОМК. Это комсомольцы. Комсомольские развлекалочки. Объединение молодёжных клубов.
Татьяна Геращенко: Именно! Но, солнышко моё, нас похоронило более позднее поколение. Их выучил уже Львов.
Валентин Филиппов: Да они во Львове в жизни не были.
Татьяна Геращенко: Это то, что развалило Одессу. Одессы сейчас, действительно, нет. Есть мы. Несчастные, убитые. Ты понимаешь, что сделать мы ничего не можем. Ну, вот я что-то сделаю, чем это кончится? Тем, что меня или ё**ут по голове, или меня арестуют. Понимаешь? Вот что я могу сделать? Скажи мне.
Валентин Филиппов: Таня, я тебе могу сказать, что ты можешь. Ты должна ждать. И ты должна спасти детей. Ребёнка защитить.
Татьяна Геращенко: Я спасаю ребёнка, но на такие вопросы мне отвечать трудно. Понимаешь, откуда всё начало плясать. Кто-то формирует общественное мнение, есть лидеры мнений. Вспомним Деревянко (Борис Деревянко убит в 1997 году). И вспомним, что было после его смерти. Когда ещё не зазвездил Гриша Кваснюк. Вспомни, кто тут был на коне? Выпускники этого львовского, так сказать, института. Они же, как лимита. Они ущербные. Они нам это всё и сформировали. И они похоронили Одессу уже окончательно.
А мы что? А мы же не знали. У нас один релакс. На море пойти, на два шара полюбоваться. Понимаешь. А эти – бдили. И пока мы просто жили и растили детей, тогда они и сделали нам подножку. А мы идиоты, потому, что, да, мы – одесситы. Мы – коренные одесситы. Я – коренная одесситка. И я побитая, страшная, у меня полморды – чёрная. Даже не фиолетовой. Я прячусь от людей. Выхожу только ночью на улицу.
Но я туда приду.
Я совок, по большому счёту, я могла бы сказать – что? Нет других проблем в жизни? Да, пошло оно всё к чёрту.
Но я приду, потому, что сейчас мы должны показать Одессу. Да, мы пытались в 2014. Мы пытались это 4 мая 2014 страшного года. Мы пытались. Ну, видимо, где-то недоработали. И сейчас надо, пусть нас бьют, пусть меня убьют, но я выйду.
Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы TikTok и YouTube.